Братья обрадовались, что я пойду с ними, так что мы распрощались с прочими соотечественниками и вместе двинулись в путь.

Мы весело шумели, идя по хорошо освещенным бульварам, но когда свернули на тихие ветвящиеся улочки, странное чувство уныния поразило нас. Смолк даже вечно неугомонный Джек.

Мы медленно шли вместе, каждый погруженный в свои мысли.

Все казалось застывшим, настолько недвижимым, что мы с испугом отпрянули, когда закрытая карета с большой скоростью прогремела мимо нас.

– Он гонит, как сумасшедший, – заметил Джек.

– Без огней, заметьте, – добавил я.

– Интересно, куда это он? Для этого района такая карета редкость, особенно в такое время.

– В любом случае он отправляется не к нам, – хмыкнул Генри, – так что это не наше дело.

Сказав это, он ускорил шаг, и мы все разом свернули за угол, выйдя на улицу Бертранда.

Именно в это время Генри остановился, потрясенный.

– Что это, Гарри? Что это такое? Карета приехала к нашему дому!

Сомнений в этом не было. Луна только что вышла из-за облака, залив улицу холодным светом. Напротив дома номер двадцать два чернела тень, которая могла быть только каретой. Она только что остановилась.

– Что это? – повторил Генри.

– Там двое людей на тротуаре!

– У одного из них фонарь!

– Что за черт! – воскликнул Генри. – Неужели это мой эдинбургский портной?

– Не может ли быть, что это грабители? – прошептал я, хватая его за рукав. – Давай подождем немного и проследим за ними.

– Боже мой, там стоит лестница, у окна Розы! – прошипел голос, в котором мы с трудом узнали Генри.

Свет упал на его лицо, и я увидел, что оно потемнело от гнева, а оскал рта зачерствел над окаменевшим подбородком. Красивые черты лица исказились, превращая обличье моего друга в страшную маску.

– Злодеи! Пойдемте все вместе, я впереди, но тихо!

Быстро и бесшумно мы двинулись по улице.

Ярость Джека была не меньше, чем у его брата, но он по натуре был менее вспыльчив. Сжав зубы, он двинулся за Генри широкими шагами.

Будь я один, конечно же, бросился бы вперед с воплем негодования. Но в тот момент Генри Латур был главным среди нас, а в такие минуты вождь проявляет себя в полной мере. В тяжелом молчании моего друга было что-то ужасное.

Без колебаний мы двигались за ним.

После прошедшего вечером дождя земля была мягкой, и наши шаги тонули в ней практически беззвучно. На самом деле мы могли шуметь и больше. Лошади были предоставлены сами себе, а люди в палисаднике были слишком заняты самими собой, чтобы заметить нас. Улица Бертранда являлась тупиком, и вероятность, что кто-то проедет мимо кареты, помешав плану, была столь мала, что на нее не обратили внимания. А зря.

Генри проскользнул за карету, мы проследовали за ним. За высокой повозкой мы были скрыты от глаз незваных гостей и могли свободно наблюдать за тем, что происходило.

Двое мужчин стояли под лестницей, прислоненной к стене дома так, что ее вершина упиралась в подоконник одного из окон второго этажа. Они наблюдали за движениями третьего, появившегося в этот момент в проеме окна с чем-то в руках.

Кровь безумным потоком понеслась по моим жилам в тот момент, когда я увидел, что человек влез на лестницу и стал спускаться. Генри поднял руку, показывая нам, что нужно подождать еще немного. Я знал – он видел не хуже меня, что представляла собой маленькая белая ноша, прижимаемая похитителем к груди. Джек исчез с моих глаз, но тихое проклятие, прозвучавшее между колесами кареты, показало, где именно он скрылся.

Предводитель похитителей медленно и осторожно спускался по лестнице. Должно быть, он был весьма силен, поскольку ноша, похоже, нисколько не тяготила его. Лицо его закрывала маска. Собравшиеся внизу приятели подбадривали его шепотом.

Спуск прошел успешно.

– В карету ее, быстро! – командным голосом приказал он.

Весь напряженный, Генри молча поднялся на ноги. Время действовать пришло.

Именно в этот момент кляп выпал изо рта пленницы, и ее жалобный крик разорвал молчаливую ночь:

– Гарри! Брат! Помогите!

Никогда еще подобный призыв не вызывал столь быстрого ответа. Бросок был молниеносен, так что я даже не заметил, как мой друг сорвался с места. Я услышал рык дикого зверя и глухой удар, после чего Генри и человек в маске вместе покатились по земле.

Все это заняло меньше времени, чем потребовалось для того, чтобы рассказать об этом. Джек и я бросились вперед, чтобы помочь Розе скрыться в доме, но двое сообщников похитителя бросились нам навстречу.

Я, стремясь помочь женщине, постарался бы не связываться со своим врагом, но он сам бросился на меня с дикими проклятиями, размахивая обеими руками.

Французы никогда не могли понять, что хорда короче дуги. Однако мне удалось представить своему оппоненту пример из практики, врезав ему по физиономии еще до того, как его руки долетели до меня. После этого окончательно свалил его ударом, известным среди профессионалов как «криббовский удар в висок».

С болезненно искаженным лицом враг повалился на розовый куст, никак не демонстрируя желания подняться. Я повернулся к Джеку.

Именно в это время противник моего друга в отчаянной попытке спасти себя решил проявить свои познания французского савата, этой дикарской драки ногами, но против Джека это не сработало. Он уже имел опыт драк с поклонниками этой системы, так что отскочил в сторону, схватил француза за поднятую ногу и рывком провернул ее в суставе. Выведенный из равновесия противник рухнул на землю, воя от боли.

Вместе мы ввели дрожащую Розу в дом и, передав ее испуганной матери, выбежали наружу, в сад.

Никто из наших жертв еще не поднялся, но схватка между их лидером и Генри Латуром продолжалась с невероятной энергией. Было бессмысленно пытаться помочь нашему другу. Они столь крепко вцепились друг за друга и так быстро перекатывались по дорожке, засыпанной гравием, что различить их было невозможно. Дрались они молча, громко и тяжело дыша. Наконец здоровый образ жизни более молодого из них стал приносить плоды: его выносливость была выше.

Отблеск лунного света мелькнул на запонках Генри в тот момент, когда он высвободил свою руку, после чего прозвучал тяжелый удар. Он на мгновение оглушил врага, но прежде чем мой друг нанес следующий удар, противник сумел вырваться и прыжком подняться на ноги. Генри вскочил вслед за ним.

– Ты, адский ублюдок! Я тебя знаю! – выкрикнул Генри. Он бы набросился на противника, если бы мы не повисли у него на плечах.

– Ma foi! [37] Ты узнаешь меня еще лучше до того, как умрешь! – со злобной улыбкой прошипел его противник.

– Ты проклятый злодей! Ты думаешь, что я боюсь твоих угроз? Я буду драться сейчас, если ты этого желаешь. У меня есть оружие! Сбегай за пистолетами, Джек!

– Тихо, старик, тихо, – ответил я, – не рвись так.

– Рваться? – проревел Генри. – Ты что, не понимаешь, что это моя сестра! Дай пистолет!

– Ударили меня, – сказал Лаблас (это был именно он). – Так что именно я назову время и место.

– Когда?

– Услышишь завтра утром, от меня. О, ты получишь от меня удовлетворение: я тебя прямо-таки причащу перед всем Парижем… Я сделаю из тебя пугающий пример для всего общества, мой юный друг!

Все с той же тяжелой улыбкой он развернулся, залез на козлы и взял поводья в руки.

– Если джентльмен, сухожилия которого я с таким удовольствием повредил, считает себя пострадавшим, – сказал Джек, – он всегда может знать, что я готов компенсировать его ущерб еще раз.

– То же относится и к моему другу, стоящему справа, – добавил я. – Я имею в виду джентльмена со странной болезнью, вызывающей кровотечение из уха.

Новые друзья ответили на нашу заботливость потоком проклятий.

Поклонник савата был погружен в коляску, другой горе-похититель залез вслед за ним. Лаблас, все еще белый от испытываемых им чувств, яростно хлестнул лошадей и уехал, сопровождаемый смехом Джека и моим, а также проклятиями Генри. Дикая кровь нашего друга все еще бесновалась в нем, не позволяя представить произошедшее в смешном виде.