Как раз в этот миг я наступил на тело моей бедной Замбы – и меня пробрал озноб. Тут же все эти Руки одновременно придвинулись ко мне ближе, чем когда-либо прежде; их пальцы, подобные колеблющимся теням, хищно скрючились… Не могу сказать, что это зрелище мне так уж понравилось. Скажу даже более: оно не понравилось мне СОВСЕМ. Особенно с учетом того, что спички почти закончились.

– Что ж – вы как знаете, – решительно заявил я, обращаясь к призракам, – но лично я собираюсь остаться здесь на всю ночь и, главное, наутро выйти из этой комнаты живым. Есть спички или нет спичек, есть свечи или нет свечей, есть Руки или нет никаких Рук!

И с не меньшей решительностью, чем это сказал, я уселся в кресло спиной к зеркалу, после чего зажег последнюю свечу одной из последних спичек.

Дрова в очаге все это время мирно горели. Но вдруг они рассыпались по сторонам; я сумел собрать их не без определенного труда, думая при этом о свече и спичках. Об опасности внезапного нападения тоже забывать не приходилось, но именно в эти минуты я вдруг смог оценить весь юмор сложившейся ситуации. И в самом деле на редкость забавно: я всю ночь зажигаю свечи, призраки всю ночь их тушат… Чем это, собственно говоря, мы все занимаемся?! Лишь воспоминания о свернутой шее несчастной Замбы, что было самой что ни на есть ужасной действительностью, мешали мне воспринимать все происходящее как на редкость комичный бред!

В коробке осталось только три спички.

– Для тех, кто еще не понял, повторяю, что намерен остаться здесь на всю ночь! – произнес я с нажимом. – Со светом или без света, с Руками или без Рук!

Украдкой глянув в зеркало, я обнаружил, что число моих противников, ранее казавшееся безграничным, теперь как минимум удвоилось. Вся Красная комната была полна ими от пола до потолка: мускулистые, бледнокожие, иногда призрачно-прозрачные, со свирепо изогнутыми пальцами, готовыми рвать, когтить и душить… Все же они почему-то не трогали меня. Естественно, я задал себе вопрос: что мешает прикончить меня сразу, как собаку, как мою бедную, несчастную собаку? Вопрос этот стал особенно актуален, когда я зажег последнюю спичку – и почти сразу же увидел, как гаснет последняя свеча.

Попытался разворошить дрова в очаге. Бесполезно: сноп искр взлетел в воздух – и я остался в полной темноте, окруженный все теми же Руками, мерзкими, злонамеренными. Это был ужасный момент, но я сумел сохранить чисто британское мужество:

– Повторяю последний раз, для самых непонятливых! Я! Остаюсь! Здесь! Со спичками, со свечами, с Руками – или без всего этого!!! И наутро я выйду из этой комнаты живым!!!

Несмотря на темноту, я почувствовал, что мои призрачные посетители смутились и отступили. Только на секунду, однако и этого хватило. В следующий миг они, конечно, вновь закружились, засновали вокруг меня пуще прежнего, то отступая, то стремительно кидаясь вперед. Больше всего их сборище напоминало отвратительную стаю потусторонних стервятников, жаждущих попировать на моих костях. Но теперь они меня больше не пугали. Я сумел сделать правильный вывод: мои призрачные враги наседают, когда моя храбрость дает осечку, и отступают, когда я держусь смело – значит, меня хранит одна лишь сила воли. Стоит мне проявить слабость, я немедленно разделю судьбу Замбы. Так что оставалось только одно: героически сопротивляться каждому приступу страха.

Поудобнее устроившись в кресле у потухшего камина, я ждал наступления утра. Мне уже чудилось, что рассвет никогда не наступит. Иногда по моему лбу градом стекал холодный пот: это воображение непрошено подсказывало, как мускулистые, скелетные или призрачно-бесплотные Руки подкрадываются сзади, их длинные бледные пальцы тянутся к моему горлу… В такие мгновения я действительно оказывался на волосок от гибели, потому что эти зловещие призраки стремительно обретали бoльшую плотность, начинали сновать в воздухе гораздо активнее и подступали ко мне вплотную – до тех пор, пока я волевым усилием не заставлял их отступить. Уверяю вас: эти несколько часов до рассвета показались мне длиннее, чем добрая половина всей моей жизни.

Мои силы и надежда уже были на исходе, когда восточная сторона неба посветлела, легкий утренний ветерок пошевелил листву, а вдалеке прокричал петух. Призрачные Руки, все, сколько их собралось в Красной комнате, разом повернулись ко мне с крайне разгневанным выражением пальцев… я решил было, что тут мне и конец… однако они, не тронув меня, дружно и беззвучно исчезли.

Глас сделал паузу. Мы ждали. Тишина в обеденном зале царила поистине мертвая.

– Исчезновение угрозы способно ввергнуть в даже больший шок, чем сама угроза, мадам. Я, должно быть, упал в обморок. Во всяком случае, когда я пришел в сознание, уже полностью рассвело. Я лежал на полу поперек тела покойной Замбы, а за стеклом маячило лицо старой ведьмы-домосмотрительницы.

Увидев, что я пошевелился, она закричала от ужаса – но, воздам ей, старой гусыне, должное, все же была скорее обрадована, чем опечалена, застав меня живым. Принесла мне чай (в тот момент я предпочел бы бренди, но выбирать не приходилось), но, конечно, ни она, ни я, ничего уже не могли сделать для Замбы… бедняги Замбы…

Мистер Брейс в очередной раз потянулся за бутылкой кьянти, вылил в свой бокал последние останки рубиновой жидкости и продолжил:

– Теперь, леди и джентльмены, возвращаюсь к тому, с чего я начал этот рассказ. А именно – с мук совести. Тщательно наведя справки, я понял, что не только Красная комната, но и вообще каждая комната в этом прoклятом доме регулярно посещается привидениями самого разного вида, пола, возраста и нрава. То же можно было сказать и о каждой лужайке парка. Тот женский голос, пение которого я услышал первым, был наиболее приятным и самым безопасным из всей их шайки, но ведь даже он, как вы помните, заставил меня поволноваться. Впрочем, один призрак еще как-то можно выдержать, но пятьдесят или шестьдесят – никоим образом, спасибо большое! Так что я продал эту долю своего наследства некоему скупщику недвижимости, выдвинув только одно условие: все должно пойти под снос. Это требование он выполнил, но, в свою очередь, перепродал камень и кирпичи одной строительной фирме, которая как раз воздвигала комплекс уютных двухэтажных вилл возле одного фабричного городка. Сначала от съемщиков и покупателей отбоя не было, но на второй год все обстояло уже далеко не так хорошо, на третий – еще хуже, а на четвертый желающих вообще не осталось. Ибо в каждом из зданий, мадам, завелись привидения. Бледные Руки и прочая потусторонняя гадость, прежде хранившиеся, если можно так сказать, на неком общем складе призраков, теперь продолжают свои ночные игры в тех виллах, на которые пошли строительные материалы, взятые из соответствующих комнат моего дома. Только у певицы оказалась другая судьба: гравий пошел на замостку дорожного полотна – и теперь она, бедняжка, по ночам так и ходит с пением по этой дороге, как раньше блуждала вдоль моей террасы.

– Но как все это может обеспокоить вашу совесть? – поинтересовалась собеседница мистера Брейса.

– Она у меня чрезвычайно чувствительна… – далеким раскатом на редкость нежного грома пророкотал Глас. – Моя совесть не может вынести самую мысль, что я, хотя и неумышленно, так преумножил число страданий в этом и без того неидеальном мире, выпустив из заключения этот рой преступных призраков. Вот что меня гложет, вот что не дает мне покоя…

– Значит, вы всерьез верите, мистер Брейс, что призраки последовали за кирпичами? – спросил американский адвокат.

– Уверен в этом, – печально ответил Глас. – И более того: каждое новое здание, при постройке которого использовались старые материалы, с огромной долей вероятности станет рассадником привидений. Разве строительный подрядчик озабочен тем, откуда взялись кирпичи?! Были бы дешевы! Вот почему мы так регулярно слышим о призраках, необъяснимо появляющихся в совершенно новых домах, и вот почему столь многие из них так опасны. Ведь получается, что их покой, хочешь не хочешь, уже был потревожен.